Неточные совпадения
Соня остановилась в сенях у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего,
забыв о своем перекупленном из четвертых рук шелковом, неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю дверь, и
о светлых ботинках, и об омбрельке, [Омбрелька — зонтик (фр. ombrelle).] ненужной ночью, но которую она взяла с собой, и
о смешной соломенной круглой шляпке с ярким огненного
цвета пером.
Он взял руку — она была бледна, холодна, синие жилки на ней видны явственно. И шея, и талия стали у ней тоньше, лицо потеряло живые
цвета и сквозилось грустью и слабостью. Он опять
забыл о себе, ему стало жаль только ее.
Потом он улегся на голом полу,
Всё скоро уснуло в сторожке,
Я думала, думала… лежа в углу
На мерзлой и жесткой рогожке…
Сначала веселые были мечты:
Я вспомнила праздники наши,
Огнями горящую залу,
цветы,
Подарки, заздравные чаши,
И шумные речи, и ласки… кругом
Всё милое, всё дорогое —
Но где же Сергей?.. И подумав
о нем,
Забыла я всё остальное!
— Один покажет вам, — говорил он, —
цветок и заставит наслаждаться его запахом и красотой, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и красота, и благоухание… Он заставит вас сожалеть
о том, зачем там этот сок, и вы
забудете, что есть и благоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием к ним. Не ищите же яду, не добирайтесь до начала всего, что делается с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведет к счастью.
Они беседовали до полуночи, сидя бок
о бок в тёплой тишине комнаты, — в углу её колебалось мутное облако синеватого света, дрожал робкий
цветок огня. Жалуясь на недостаток в детях делового задора, Артамонов не
забывал и горожан...
Через два дня трудного пути мы уже
забыли о резиденции. Ее «господская въезжая», ковры,
цветы и зеркала, ее фонари, большие освещенные окна и музыка, будуар-канцелярия заседателя, управляющего «целым государством», все это утонуло, затянутое однообразием новых впечатлений, как тонет дальний островок в туманном океане…
Забудем о страшном,
Запомним, что любим.
Плывите, плывите, плывите,
цветы.
После столь длительного ненастья как будто установилась хорошая погода. Теплые солнечные лучи оживили природу. На листве деревьев и в траве искрились капли дождевой воды, которую еще не успел стряхнуть ветер; насекомые носились по воздуху, и прекрасные бабочки с нежно-фиолетовой окраской реяли над
цветами. Казалось, они совершенно
забыли о вчерашнем ненастье, вынудившем их, как и нас, к бездействию в течение семи долгих суток.
О! вы, счастливые народы,
Где случай вольность даровал!
Блюдите дар благой природы,
В сердцах что вечный начертал.
Се хлябь разверстая,
цветамиУсыпанная, под ногами
У вас, готова вас сглотить.
Не
забывай ни на минуту,
Что крепость сил в немощность люту,
Что свет во тьму льзя претворить.
Многолюдный бал, роскошный буфет с серебряными боченками шампанского, окруженными серебряными миниатюрными, сделанными в русском вкусе ковшами, залы, переполненные тропическими растениями в
цвету, букеты
цветов, привезенных прямо из Ниццы, раздававшиеся в виде сюрприза дамам, великолепный оркестр и даже вначале концертное отделение с выдающимися петербургскими артистами — все делало этот праздник исключительным даже для избалованного в этом отношении Петербурга и долго не могло заставить
забыть о нем присутствующих.
Ни слова
о неудаче свидания,
о болезни своей, ни слова
о цыганке: она все
забыла; она помнит только своего обольстителя. Сердце ее благоухает только одним чувством — похожее на
цветок хлопчатой бумаги, который издает тем сильнейший запах, чем далее в него проникает губительный червь: отпадает червь, и благоухание исчезает.